Я побывал в Мезмае

Первого августа 2001 года позвонил Борис Георгиевич и сказал, что уже сегодня вечером он из Ростова едет в Мезмай. Когда мы с ним встречались в прошлый раз (а было это больше полугода назад), он рассказал мне про это чудесное место в горах на границе Краснодарского края и Республики Адыгея, в котором он уже бывал, и собирался побывать ещё. Я тогда с ним не поехал, но сказал, что если он летом поедет, присоединюсь.

К девяти вечера должен был подойти заказной автобус, чтобы довести нас из Ростова-на-Дону прямо до Мезмая. Без пятнадцати девять я пришёл на место, где уже стояло человек десять с рюкзаками и сумками, которые тоже собрались в Мезмай. Это было на Ворошиловском проспекте напротив здания Администрации области. Вскоре подошёл и Борис Георгиевич.

Небо темнело, зажглись фонари. Полдесятого… десять… Автобуса всё нет и нет. В ста метрах от нас столкнулись на перекрёстке две машины. Вроде бы никто не пострадал, просто машины слегка помялись, а водители выскочили и стали ругаться, выяснять отношения. Подошёл милиционер. На проспекте образовалась «пробка»… В общем, как обычно при таких авариях.

Наконец автобус подошёл, только почему-то он стал на другой стороне проспекта. Залезли, поехали. Вначале довольно долго колесили по Ростову, поехали на Сельмаш. Около клуба «Планета» остановились. Наш автобус и ещё один, который тоже в Мезмай направлялся, взяли ещё одну группу туристов и их довольно объёмный багаж. Снова поехали в центр города, постояли минут двадцать где-то на Будённовском. Примерно в половине двенадцатого выехали из города. И поехали по дороге на Краснодар.

Спал я плохо. Спинки у кресел в автобусе были не откидные и не высокие, и я никак не мог удобно устроиться. В пути несколько раз останавливались, некоторые из пассажиров выходили из автобуса. В 0:50 остановились в Кущёвке и около получаса там стояли. Я вышел. Около магистрали расположился базар, где торговля вовсю шла даже в час ночи. Пирожки горячие, пиво холодное, минералка, кассеты и прочее, прочее… Неподалёку от нас расположились «КАМАЗы» с ростовскими, краснодарскими, адыгейскими номерами. Многие водители-«дальнобойщики» предпочитают ехать ночью. Не так жарко, как днём, да и дорога свободнее. А для них и придорожные торговцы ночью работают.

К шести утра добрались до Апшеронска. Вскоре показался указатель на Мезмай. Я, было, обрадовался, думал, что уже вот-вот. Однако автобус почему-то свернул на Белореченск и стал петлять. Зачем-то заехали в Адыгею, проехали через Майкоп. Далее вдоль реки Белой через горные посёлки: Тульский, Абадзехскую, Каменномостский и другие. Потом повернули на восток, и по петляющей горной дороге выехали из Адыгеи обратно в Краснодарский край. Когда автобус останавливался, водитель и руководитель одной из туристских групп доставали атласы, карты, и начинали спорить о том, как бы нам лучше доехать до Мезмая.

Дорога пошла в гору, автобус стал медленно карабкаться наверх. Наконец, остановились на каком-то высоком перевале. Дальше асфальтовой дороги уже не было, а шли две грунтовые, каменистые дороги. Одна из них прямо, другая направо. Как нам сказали, та, что направо — это в Мезмай. Но водитель категорически отказался по ней ехать, заявив, что там он точно повредит автобусу радиатор или ещё что-нибудь, чиркнув днищем о камни…

Я вспомнил, что ещё в Ростове нам Лариса говорила: эта «Scania» запросто может не пройти до Мезмая, и если не пришлют другой автобус — «ПАЗик», то нам придётся идти одиннадцать километров пешком.

Люди вышли из автобуса и стали ругаться, угрожать, что разберутся в Ростове с этой фирмой, которая обещала довести до Мезмая, взяла деньги, а высадила неизвестно где. Потом мы стали перетаскивать наш багаж из автобуса на другую сторону дороги, где на полянке устроили первый наш привал и разожгли костёр. Заварили целое ведро чая для всех.

Кто-то из юных туристов сказал, что тут рядов, метрах в пятидесяти, находиться вход в пещеру. Меня это заинтересовало, меня вообще подземка давно интересует. Я, Борис Георгиевич и ещё одна женщина пошли туда. Вскоре показалась впадина, а в ней — тот самый вход. К сожалению, я не взял с собой фонаря! Я вообще не знал, что там есть пещеры. Поэтому спустился, вошёл. Постоял в темноте минутку, пока глаза привыкали. Осмотрелся. От грота далее под землю было два хода, но там ничего не разглядеть без фонаря. Меня окликнули сверху. Я сказал, что всё в порядке и полез обратно наверх.

Выпили чай и пошли по этой петляющей горной дороге в Мезмай. Километров 12 прошли. Хорошо ещё, что всё время вниз — подъёмов не было. И по вертикали мы сбросили, наверно, не менее километра. Высота перевала, на котором нас высадили, где-то 1200 метров над уровнем моря, насколько я помню. К концу пути нам встретился «Странник» — местный старик с длинным посохом в руке. Он нам сказал, что ближе будет срезать дорогу через лес. Потом мы с ним ещё пару раз встречались в Мезмае, но как Странника зовут, я так и не спросил.

Лес был довольно тёмный. Буки, грабы, дубы, кустарники, травы такие, каких я в Ростове не видел. Мы даже несколько заплутали, но потом опять вышли на ту же дорогу и решили уж идти по ней до конца.

Мезмай показался из-за поворота неожиданно. «Как град Китеж!» — заметила Эльвира. А над Мезмаем, с другой стороны от нас, возвышается гора, в очертаниях которой угадывается профиль Ленина, лежащего в Мавзолее. С одного краю на гребне этой заросшей лесом горы есть каменистая «залысина», где растения лишь местами. Мне показалось, что там какая-то надпись. «Нет — ответил Борис Георгиевич, — это просто кусты и камни. Но там надо бы написать: „Мир, труд, Мезмай”!».

Вошли в посёлок. Около магазина присели на лавку у стола. На этом столе с лавкой на 5-6 человек около магазина устраивают небольшой базар, продают огурцы, помидоры, лук и прочее. В самом магазине — хлеб, макароны, консервы, иногда мясо… Хлеб завозят микроавтобусом из Апшеронска не каждый день.

В здании магазина есть небольшое кафе, там соки-воды, чай. Рядом с магазином есть киоск. Напротив, если перейти по мосту через речку и немного подняться, ещё один киоск. Там тоже всякое разное — крупы, консервы, мороженное, окорочка. Ещё можно по дворам ходить, покупать молоко, мёд (но его при мне не оказалось у хозяев), яйца и прочее, но надо знать, где что. А вот картошки я так и не купил. Местная ещё не вызрела (она вообще на тех почвах плохо растёт и мелкая получается), а другую картошку не завезли.

Ну вот и вся торговля Мезмая.

На здании магазина читаю несколько объявлений. «Продаются отруби…», «Продаются козы…», «Продаётся магнитофон», «…привести скот на ветосмотр и вакцинацию…». И ещё одно: в воскресенье в реке Мезмайка состоится крещение… приглашаем желающих послушать Слово Божие… Как я потом узнал, это мероприятие проводили местные Свидетели Иеговы. Я там не был, но мне рассказывали потом, что туда вначале пришли иеговисты, потом собралось много людей. Затем пришёл православный батюшка, увидел среди «зрителей» своих прихожан, сказал что-то вроде: «Как же вы, православные, можете здесь стоять и наблюдать за обрядом не нашей веры?». Часть людей после этого ушла, другие остались… Вообще, в Мезмае есть разные религии. Тут и православные, и баптисты, и иеговисты, и рериховцы с кастанедчиками и прочими мистиками. И другие. Но вроде бы друг с другом уживаются и до драк из-за религии дело не доходит. И национальностей в посёлке несколько: русские, адыгейцы, армяне и ещё какие-то…

Я купил ананасовый сок, мы его разбавили минералкой и пили. Потом перешли через реку, пошли мимо больницы, администрации, перешли через железную дорогу (не электрифицированную узкоколейку), опять по мосту через речку. И стали подниматься по склону горы на Завадову Поляну, где нам предстояло прожить эту незабываемую неделю. Нас встретил Геннадий Юрьевич, давний знакомый Бориса Георгиевича.

Журналист Геннадий Юрьевич Завада раньше жил в Ростове-на-Дону, но несколько лет назад вместе со своим сыном Тимуром переселился в Мезмай. Его владения на окраине посёлка и называют «Завадова Поляна». Поляна возвышается над посёлком и занимает около гектара на горном склоне. На ней растут яблони, груши, сливы, алыча, грабы и другие деревья. Плоды этих деревьев были ещё неспелые. Там же расположено 5 или 6 деревянных домиков. Остальная часть Завдовой Поляны — заросший травой лужок, на котором приехавшие туристы разместили свои палатки.

Завадова Поляна считается филиалом Северо-Кавказского отделения Международного Экологического Фонда, в котором я состою уже более 5 лет, а Борис Георгиевич — председатель отделения. На ней проводятся различные экологические конференции, другие экообразовательные мероприятия, пробуют устраивать экологический туризм. Есть планы по созданию дендропарка. Ещё проводятся фестивали бардовской песни. Мы были на шестом таком фестивале.

Эту Поляну ещё можно назвать экопоселением, а остальной посёлок — обычная в общем-то деревня. И начинался Мезмай не как альтернативное поселение, а как посёлок лесорубов. Единственное промышленное предприятие там — деревообрабатывающий завод с мостовым краном, двумя большими пилорамами и различными станками. Сейчас завод работает едва ли на десятую часть своей мощности. Ещё в посёлке есть десятилетняя школа, больница, клуб, библиотека, баня, почта, администрация, магазин и киоски, о которых я уже говорил. Так же есть лесничество.

Около половины жителей Мезмая (а их примерно 800 человек) работают в вышеупомянутых заведениях. Другая половина постоянной работы не имеет, живёт своим хозяйством и временными заработками (например, дачи приезжих сторожить, ремонт кому делать и т.п.). Пять-шесть семей занимаются обслуживанием туристов. Нам даже дали телефон частной гостиницы в Мезмае: 79-134, код Мезмая 86152. (Кстати, о телефонах. В Мезмае есть один междугородный карточный таксофон, он расположен в здании администрации, а карточку можно купить на почте в этом же здании.)

Почвы там какие-то глинисто-каменистые. Корнеплоды (картошка, морковка, свекла, белый корень и др.) растут на них плохо и получаются мелкими. Помидоры тоже растут не очень, огурцы и кукуруза — получше. Зато сады хорошо растут! Само адыгейское название посёлка «Мезмай» означает «Яблоневый Сад». Яблони, груши, сливы, алыча и другие. Ещё не созрели. Есть в окрестностях дикорастущая ягода ежевика, но она тоже была неспелая.

Местные жители держат кур, гусей, коз, коров, лошадей и другую живность. И особенно много свиней. Как мне рассказывали, Мезмай славится своими хрюшками. Я не раз встречал этих хрюшек прямо на улицах посёлка. Идут себе и никого не боятся.

Но в день приезда мне было не до хрюшек. Когда мы, наконец, добрались, было уже около четырёх дня. С дороги я сильно устал, да и не выспался в этом автобусе. Под вечер я прилёг на Поляне под одной из яблонь полежать, да так и заснул. И проспал до утра. А утром ранним увидел над собой ветви деревьев на фоне светлеющего рассветного неба. Это было так здорово! Только вот комары донимают, да под утро становится холодно. Так что следующие ночи я провёл уже в домике, где нас разместил Завада.

Домик, по-моему, саманный, обложенный деревом снаружи и изнутри. В нём кухня и комнатка. В кухне электроплитка и небольшая печь для отопления зимой, два стола и скамейки. В комнате полка с книгами, стол и вдоль стен, как нары, деревянные кровати. Вдоль двух стен они в один ярус, вдоль одной — в два. У четвёртой стены с окном — стол.

В этой комнате разместились Борис Георгиевич, Эльвира, Миша и я. Еду готовили то на электроплитке, то во дворе на костре. В окрестных лесах было много бурелома, так что дров для костров нам хватало. Недалеко от Поляны был небольшой ручеёк с родником, в котором мы брали воду. У родника загородка и деревянная табличка с надписью «Живая Вода» и птицей нарисованной.

На второй день я пошёл в посёлок за покупками. Купил огурцы, помидоры, хлеб, вермишель. Цены примерно те же, что и в Ростове. Когда я подходил к магазину, как раз подъехал микроавтобус с хлебом. Хлеб ещё не занесли в магазин, а к автобусу уже подошли люди и стали брать хлеб прямо там. Оказалось, что это рабочим деревообрабатывающего завода зарплату хлебом выдают.

А в магазине уже выстроилась очередь. Люди стали брать по 3—5 буханок сразу, а один купил целый лоток. Такого я не видел с советских времён, а вот теперь в Мезмае увидел. Когда я расспросил, в чём дело, оказалось, что в связи с предстоящими выходными хлеба не завезут ещё три или четыре дня. Я купил две булки белого и две ржаного хлеба.

А вечером у костра на верхней Поляне был первый концерт Фестиваля, на котором я побывал. Потом такие концерты проходили каждый вечер и часто затягивались до часу ночи, а то и до двух. В основном выступали барды, приехавшие на Завадову Поляну из Ростова, Краснодара и других мест на Юге России и даже дальше. Я и ещё несколько человек выступали со своими стихами. А Эльвира играла на скрипке. Замечательно играла!

На самом большом концерте на нижней Поляне, где я выступал, собралось около тысячи человек. Там внизу сделан из брёвен и веток «домик-сцена» с деревянной скульптурой гитариста наверху. Там разместили микрофоны, усилители, прожектора и другую аппаратуру. А зрители расселись чуть повыше, на склоне на траве. И продолжалось это с семи вечера до поздней ночи. Я досидел где-то до половины второго, и пошёл спать. А выступления продолжались. И в домике из окна было слышно, как поют.

На другой день я отправился вместе с Эльвирой и Мишей на рыбалку. Рыба в речке клевала не ахти как, но Мише всё-таки удалось поймать форель. Чтобы она лучше сохранилась, мы её оставили на крючке и погрузили в воду, привязав леску к проволоке, воткнутой в песок на берегу. Миша и я пошли искать ручейников для наживки… а местная собака полезла в воду и утащила эту форель вместе с крючком и леской! И ещё мой носок зачем-то взяла, но через десять метров бросила.

Я тоже взял удочку и попробовал ловить, но так ничего и не поймал.

На обратном пути купили в киоске подсолнечное масло и вермишель. Потом на Поляне разожгли костёр и Эльвира приготовила на обед суп и соте, а так же салат из лука, огурцов и помидоров. Всё было очень вкусное, только соте слишком острое для меня.

Следующий день я никуда далеко не ходил, был на Поляне.

Но наиболее запомнился мне предпоследний день. Утром я стал искать группу, к которой примкнуть, чтобы сходить куда-нибудь. А то я сам здесь первый раз, ни мест, ни дорог не знаю. А группы туристов из нашего лагеря отправлялись кто в ущелье, кто на водопад, кто в многодневный поход. Одни даже собирались идти пешком через горы до, кажется, Новороссийска и в Мезмай уже не возвращались. Наконец, нашёл себе попутчиков, и вместе с Таней и Романом мы пошли на водопад. Роман уже два года живёт в соседней с Мезмаем станице Темнолесской, он и повёл нас туда. Проходя через Темнолесскую, мы зашли к одной женщине — знакомой Романа, купили у неё бутылку домашнего молока и там же во дворе за столом его и пили. Молоко было жирное и вкусное, не в пример ростовскому.

По пути начались разговоры. Меня с Романом потянуло на философию. Роман рассказал, что Мезмай — место мистическое и поэтому оно притягивает к себе и философов, и йогов, и кастанедчиков, и прочих неординарных людей. И вообще люди, живущие высоко в горах — они другие, нежели жители низин или равнины. Более спокойные, волевые и честные.

А Тане эта философия казалась слишком заумной и скучной.

— А каким животным (реальным или фантастическим) ты себя можешь представить? — спросил я у Тани. — Какое тебе ближе всего по душе?

— Животным? Да не представляла я себя так… А ты каким?

— А я тремя животными в трёх стихиях — воде, земле и воздухе. Под водой я — сине-зелёный головорукий осьминог. У него внизу щупальца, как у обычных осьминогов, и ещё одно щупальце-рука на макушке головы.

— А зачем ему щупальце на голове?

— Чтобы брать мелкие предметы — это щупальце на конце расходится, образуя несколько пальцев. А ещё это антенна, чувствительная к колебаниям воды. Головорукий осьминог живёт на такой глубине, что к нему мало кто заплывает. И он общается с другими чаще всего на расстоянии, через свою антенну.

— Ты хочешь сказать, что у тебя мало друзей?

— Знакомых-то много, а вот друзей мало. Два или три человека… На земле же я, наверно, ослик Иа-Иа из того мультика.

— Печальный ослик?

— Да. Идёт себе, поклажу несёт, иногда умную мысль выскажет. И он не грустный, он задумчивый… Зато в воздушной стихии я — белый крылатый единорог. Он летает высоко, он очень сильный и быстрый…

Потом был долгий подъём. По пути мы встретили ещё одну группу из 8 человек, которые шли на тот же водопад, но заблудились. Они примкнули к нам, и мы вместе двинулись дальше. Подъём был довольно утомительный, Роман спрашивал нас:

— Как, не устали, идти можете?

— Да — отвечал я, — всё в порядке. Мне не тяжело.

— Ты, наверно, в прошлой жизни был альпинистом. Люди с равнины редко так хорошо ходят по горам ходят…

— Я в прошлой жизни на Тибете жил. Я и сейчас помню, хоть и смутно.

— Я тоже помню. И тоже был тибетцем!..

Поднялись ещё выше. Мне почему-то уже не хотелось разговаривать и даже думать. Мысли одна за другой исчезали из головы. Подступало то состояние, которое называют «останов внутреннего диалога". Сказал об этом Роману.

— Да — отвечал он, — горы растворяют мысли…

Вокруг нас леса: бук, граб, сосны, ели. Множество разных кустарников и трав. И особенно бросались в глаза молодые ёлочки, растущие повсюду. Они попадались и совсем крошечные, и с меня ростом.

— Эти ёлочки, наверно, не вырастут. Им большие деревья свет закрывают, расти не дадут, — сказал кто-то из присоединившихся к нам.

— Не совсем так — ответил я. — Ёлочка может десятилетиями существовать при слабом свете. Да и полог леса здесь далеко не сплошной, света внизу не так уж мало.

— Но ведь ёлочка так и останется маленькой.

— Ёлочка может и пережить старый большой бук или граб, который ей свет заслонял. Старое дерево упадёт, просвет откроется, и ёлка начнёт расти быстрее. И может занять освободившуюся нишу, если другие молодые деревья не опередят.

— Вы биолог?

— Да нет, вообще-то физик, но по второй специальности — геоэколог. То, что я сейчас рассказываю, это экология сообществ. Почему-то большинство людей считает, что экология — это только про загрязнения. А это не так! Первые экологи знаете чем занимались? Каждый из них брал под наблюдение участок земли (порой совсем маленький, в несколько квадратных метров), и потом подробно описывал, какие растения тут растут, а какие не приживаются; почему этот жук живёт в зарослях этой травы, а в других травах жить не хочет; как на всю эту живность влияет свет и темнота, влажность и сухость, естественный радиационный фон и антропогенное загрязнение… С этого и начиналась экология как наука о взаимодействии живого организма с окружающей его средой. А окружающая среда — это и почва, и вода, и воздух, и солнечный свет, и другие живые организмы, и электромагнитные излучения, и, в частности, естественные и антропогенные химические загрязнители.

Наконец, перешли через последний перевал, за которым начинался спуск по узкой тропинке вдоль крутого склона ущелья к водопаду.

Водопад был высотой метров 15—20, неширокий, но красивый. Под ним было неглубокое озерко, очевидно, выдолбленное самим водопадом. Уже за десять метров я ощутил поток мельчайших водяных капель от водопада. Замечательно! В Ростове я, когда гуляю летом по парку около Областной больницы, подхожу к фонтану и стараюсь попасть в поток такой водяной пыли. Она прохладная, приятная, да к тому же ещё наэлектризованная. При разделении воды крупные капли, как правило, приобретают положительный электрический заряд, а мелкие — отрицательный. Однажды на Неделе Науки у нас на Физфаке даже был такой опыт, в котором с помощью капельниц Релея наэлектризовывались (и сильно!) консервные банки, закреплённые на стенде.

Положительные и отрицательные электрические заряды — это не хороший и плохой заряд. Человеку благоприятен баланс между ними, с небольшим смещением в сторону отрицательной электростатики…

Через озеро я полез под водопад купаться. Вода, конечно, холодная, но если мысленно «слиться» с водопадом, то холод чувствуешь слабее и становиться так хорошо… не знаю, какими словами описывать эти ощущения. Но из водопада я вышел обновлённым. Когда туда шёл, боялся, что поскользнусь на мокрых камнях, и ногам в воде было холодно. Когда шёл обратно, не чувствовал ни холода, ни страха. И до конца похода был в «горонопросветлённом» состоянии.

— Можешь ли ты сказать: я люблю жизнь такой, какая она есть, со всеми её достоинствами и недостатками? — спросил меня Роман.

— Что тебе сказать… — задумался я. — Я люблю жизнь, но это не означает, что всё, что делается — всё хорошо. Я люблю этот мир, но ненавижу его болячки!

— Их же надо как-то лечить…

— Надо. Это я и пытаюсь делать по мере своих сил…

Назад мы шли вдоль речки, «земноводным» путём. Земноводным потому, что там не пройти только по суше или только по воде. То ущелье сужается, и пройти можно только по середине речки, то река нырнёт стремительно во впадину, и лучше обойти по берегу. Босиком не везде пройдёшь — попадаются острые, ещё не обточенные рекой камешки. Вот я и шёл в кроссовках и спортивных штанах то по берегу, то в воде по пояс. Зато хорошо, что река не ветвится (в отличие от горных тропинок). Иди вниз по течению — и придёшь в Мезмай.

Но это ничего. После водопада меня такие мелочи уже не волновали. Наверно, если походить недельки две по диким горам, то всё станет ничего.

Тут на нашем пути попался ещё один водопад. Этот невысокий, два-три метра. Под ним тоже небольшое озерко. Вода в нём отчего-то довольно мутная, и дна не видно. А по обе стороны — склоны ущелья, по правую крутой, по левую ещё круче, почти отвесный. Или прыгай с водопада в озерко, или лезь по левому склону, цепляясь за лианы и корни деревьев. «Озеро может оказаться недостаточно глубоким — подумал я, — да к тому же я в очках и с рюкзаком. Полезу-ка я по склону». И полез «треугольником» — вначале вверх наискось, потом вниз. В Ростове мне, наверно, показалось бы безумием тут лазить. Но я шёл по горам уже пять часов, и мне уже ничего не казалось, и страха почти не было.

Другие предпочли прыгать с водопада. Глубина была достаточная, и все благополучно выплыли. И только Таня никак не могла решиться ни прыгать, ни по склону лезть. Ребята ушли вперёд, только я остался стоять внизу «Таню ловить» да ещё один парень наверху её же уговаривать. Но она никак не могла преодолеть свой страх. Несколько раз спускала ножки, закрывала глаза… сидела бледная на обрыве и не могла ни на что решиться. И в результате она и он пошли назад, в поисках более пологого подъёма из ущелья.

А я пошёл вперёд, нагнал Романа. Рассказал ему, как дело было.

— Во чёрт… — выругался он. — Это ж она в Темнолесской останется ночевать! А может, и до Темнолесской не дойдёт. Пошли наверх!

Нашли подходящее место на склоне, Роман стал карабкаться наверх, я за ним. Если б я раньше увидел этот склон, я бы посчитал его непреодолимым для себя. Но сейчас раздумывать было некогда, и я полез, держась за корни, стволы, лианы, выступы камней — словом, держась за всё, что держит. Одной рукой держусь, другой ищу, за что бы взяться, пробую. Корни попадаются и трухлявые, и слабые, за которые нельзя ухватиться. Но и прочные опоры есть.

Опёрся спиной о ствол дерева. Роман уже наверху.

— Сейчас, отдышусь, — полезу дальше — кричу я ему. — Всё в порядке… Мне только тренировки не хватает, потому тяжело… Но ничего, пройду.

— Дыши носом. Давай ко мне.

Преодолел последние метры. Река блестит внизу. Это ж какая тут высота? 50-70 метров или все 100?

— Теперь я верю, что ты в прошлой жизни был тибетцем — сказал Роман, встречая меня наверху.

Внеплановое восхождение успешно завершилось.

А вскоре и Таню встретили. Пошли в Темнолесскую. Таня с Романом поругались немного.

— Я же не знала, что будет так, что мне придётся с водопада прыгать!

— Тебе вообще не надо было туда идти, раз ты так боишься.

В Темнолесской зашли к приятелю Романа по имени Трам. Пили сок, затем чай с печеньем. Во дворе Трама стояло несколько палаток. Как на Завадовой Поляне. Как оказалось, Трам уже не первое лето принимает у себя туристов. В прошлом году у него даже американцы были. Тоже в походы ходили, им очень понравилось. При этом никто из них ни разу ни курил и не пил спиртного. Это не Трам, это их американские организаторы решили, чтобы всё прошло без табака, алкоголя, наркотиков и секса…

— Может, нам попадётся попутка до Мезмая — сказал Роман.

— Ну дай-то Бог! А то я уже ног не чувствую — устало промолвила Таня.

— Я могу дать. Я — Бог. И он Бог, и ты тоже Бог.

— Ой, достали меня уже эти два философа!

И действительно, по пути нам попался тот самый микроавтобус, который в Мезмай хлеб возит. Зачем-то он в этот раз ехал в Мезмай порожним, и водитель согласился нас подвезти.

Наконец, мы снова поднимаемся на Завадову Поляну.

— Это уж какая по счёту гора за сегодня?! — воскликнула Таня.

— Последняя — кратко ответил я.

— Это точно.

Роман мне дал свой адрес в Темнолесской, сказал, что я, как приеду в следующий раз, могу приезжать к нему — он примет.

Вспомнилась песня Высоцкого «Если друг оказался вдруг…». Это же как раз про нас!

А вечером я беседовал с супругами Олей и Андреем, которые уже два года как переехали жить в Мезмай. Андрей раньше в школе работал (по-моему, завхозом), а теперь — сторожем на деревообрабатывающем заводе. Оля — домохозяйка. Они мне рассказали о коренных мезмайцах весьма нелестные вещи.

Нынешний посёлок Мезмай начинался в тридцатых годах прошлого столетия. Тогда здесь был трудовой лагерь, сюда зэков сгоняли лес рубить. Собственно, ради этого был и завод построен, и узкоколейку через Гуамское ущелье проложили, да и сам посёлок начинался именно как посёлок лесорубов.

Так вот, нынешние коренные мезмайцы (или мезмайчане, не знаю, как правильнее) — это, в основном, дети и внуки тех зэков. Они держатся отдельным кланом, часто неодобрительно относятся к приезжим.

Сильно пьют.

— Ты подойди в пять часов к заводу, понюхай, каким перегаром несёт от рабочих! — сказал Андрей. — А если ты не согласишься с ними пить — сразу станешь в их обществе чужаком, белой вороной. Они люди такие, что если приезжий им чем-то не понравился — уж постараются создать невыносимые условия, чтоб он не выдержал и уехал.

— Это вот мезмайцы приучили меня пить самогонку — заметила Оля, — до этого я пила только сухие вина и водку… И ещё они в глаза хвалят тебя, а за глаза… любят посплетничать, поизмываться над другими. И слухи распространяют самые дикие на весь посёлок. Вот и про этот фестиваль одна учительница из школы сказала мне: «Там на поляне Завада скульптуры деревянные поставил, не иначе как идолам будут молиться и камлания устраивать». Я говорю ей: «Ну они-то болтают, ну ты же образованный человек, как ты можешь верить подобным сплетням?!»

— Более половины мезмайцев не имеют постоянного заработка. — Сказал Андрей. — Вот ты проходил мимо завода, видел, как он работает.

— Ну видел, слышал… Молотком стучали, пилили, бревно тащили… Как я понял, здесь можно или на заводе этом работать, или жить своим хозяйством да обслуживанием туристов. Какая ещё работа есть в Мезмае?

— Да если бы завод работал на полную мощность, его б отсюда было слышно! На этом заводе за последние несколько лет сменилось восемь директоров, а толку никакого. Туристов обслуживает человек 5—6, не более. Ну ещё есть лесничество, школа, больница, библиотека, магазины, администрация. Всё! Рабочих мест в Мезмае просто не хватает и на половину из восьми сотен человек. Остальные да, живут своим огородом, своим хозяйством, да ищут временные приработки в Мезмае или в соседних посёлках… Картошка здесь мелкая, вот и отдают они ведро такой картошки за бутылку водки. И ещё не хотят ничего сами делать, считают, что должны приехать «они» и всё сделать. Если на улице столб деревянный упадёт — никто и не подумает его поднимать. Зато плакаться и жаловаться на свою беспросветную жизнь они всегда готовы! Ты видел, где расположен Мезмай?

— Там внизу, в долине. А что?

— Вот именно — в котле, на дне. Они считают, что раз они отрезаны от мира, им несчастным непременно должны помогать. Вот председатель администрации работает. Он как-то ругался с ними, говорил: мы же вам и дерево выделили, и то, и другое. Почему ничего не сделано? Мезмайчане в ответ: «А что мы? Это пусть они делают!». Тебе нечего сказать?

— Могу сказать лишь то, что такие люди встречаются не только в Мезмае.

— Да. Но если в других местах это исключение, то здесь — правило.

— Воруют часто?

— Регулярно. Оставит приезжий на зиму свою дачу без присмотра и сторожа — её не будет. Растащат и всё из дома, и сам дом, если деревянный, на дощечки разберут. И заборы уже растаскивают на дровишки.

Вот я недавно встречался с одним мезмайцем, который недавно из тюрьмы вернулся. Он сидел, и его старший брат сидел. И оба — за кражи в Мезмае…

— В последние годы в Мезмай много людей приехало — сказала Оля, — кто жить постоянно, кто — на лето, кто — дачу свою тут построил. Наверно, уже около трети жителей — некоренные. И это всё как-то разбавилось, и местные к приезжим уже не так настроены, как раньше. Я как-то у одного такого приезжего подрабатывала, грибы вёшенки выращивала. Полгода проработала, но дальше дело у него не пошло. Зато технологию узнала.

— А Вы не пробовали сами выращивать грибы?

— Нет. Хотя вообще-то можно. Но, во-первых, у того человека был свой транспорт, чтобы возить грибы продавать. А так грузовик или микроавтобус нанимать — 400 рублей за раз, а может, и больше уже. А в самом посёлке много не продашь. Да и лицензию нужно покупать, и споры грибов, и даже шелуху с соломой — тот субстрат, на котором грибы растут. И помещение подходящее найти надо…

Я рассказал им про свои опыты с красными калифорнийскими червями, про то, что для своих растений я так делаю биогумус, но сделать из этого коммерческое предприятие пока не получается. Оказалось, что они тоже знают про красных калифорнийских червей, хотя сами их не разводят. Тогда ко мне пришла мысль: может, стоит производить биогумус здесь, в Мезмае? Раз почвы здесь не очень, то можно будет этот продукт не возить далеко, а продавать местным…

— Нет — убеждённо ответил Андрей, — здесь у тебя не купят. Местные навозом удобряют, своя скотина есть почти у всех. А убедить их в том, что биогумус лучше навоза, очень трудно. Тут вообще народ упрямый и его трудно в чём-либо переубедить…

Тут я вспомнил, что в экопоселении Валдайский Медвежий Угол (Митино) тоже занимаются выращиванием грибов. И не только вёшенок и шампиньонов. Даже белый гриб, по их словам, удалось вырастить искусственно!

Вот что-то такое и стоит выращивать или производить в маленьких и удалённых поселениях для продажи во внешний мир. То, что весит мало, а стоит дорого. Грибы, сортовые семена, мёд и другие продукты пчеловодства, уникальные художественные изделия из дерева или керамики и т.п. А не картошку или огурцы.

Тому есть две причины.

Экологическая: вывоз больших количеств биомассы резко нарушает природный круговорот веществ. Вместе с урожаем навсегда уходят из агроэкосистемы необходимые атомы натрия, калия, кальция и других «элементов зольного остатка». И в результате приходится применять минеральные или химические удобрения, или же ввозить чужую органику. И экопоселение превратится в обычный колхоз. Поэтому для себя можно выращивать всё, что растёт, а вот на вывоз — желательно как можно меньше.

Экономическая: если регулярного транспорта нет, железная дорога далеко, а нанимать грузовики дорого, то перевоз дешёвой массы будет убыточным. А ведь именно в таких местах, скорее всего, можно будет получить большие участки земли. А рядом с городами и железными дорогами почти всё уже занято, и там приобрести землю будет очень дорого, или вообще невозможно.

В последний день я далеко не ходил, чтобы не опоздать на автобус. Решил пройтись по посёлку, посмотреть, что где. Позвонил домой с таксофона в администрации, сказал, что в восемь вечера автобус должен прийти в Гуамку, а к утру будем в Ростове. Проходил мимо школы. Белое двухэтажное здание с пристройкой. Рядом со школой котельную видел, она топится дровами, но, похоже, отапливает только эту школу. В домах свои печи.

На склоне «Ленин-горы», на другой окраине Мезмая, стоит церковь, сложенная из красного кирпича, с витражами на окнах. Но она была закрыта. Напротив неё православный женский монастырь. Совсем небольшой, два-три обычных с виду домика. А в Темнолесской, по-моему, есть мужской монастырь.

Спустился вниз. Купив в магазине быстроразваривающиеся макароны и сок в дорогу, последний раз поднимаюсь на Поляну. Уже время собираться. Борис Георгиевич с нами в Ростов не ехал, но собирался завтра отправиться в Новороссийск, а затем — в Абхазию, в пещеры Нового Афона. Поэтому он с нами не пошёл, сказал нам: «Провожу вас до железной дороги, а дальше сами пойдёте вдоль неё через ущелье до Гуамки. А мне для чего идти девять километров туда и девять обратно?».

Мы пошли вдоль узкоколейки. Где прямо по шпалам, где рядом. Эта дорога тоже не ветвится, и в любом случае приведёт нас в Гуамку.

Входим в Гуамское ущелье. Глубокое, довольно узкое и местами потрясающе красивое. Внизу плещется река Гуамка. Вверху, над этими, почти отвесными склонами и деревьями, которые из последних сил цепляются корнями за обрыв, чтобы не сорваться в пропасть — полоса пронзительно-прозрачного синего неба.

Дорога идёт в «боковой выемке» на левом склоне. А на другом склоне видны наклонные слои осадочных пород, которые за тысячелетия были рассечены, как ножом, этой маленькой речкой. А ещё раньше, миллионы лет назад, здесь был мелководный океан, хорошо прогреваемый и освещаемый Солнцем океан. Жизнь в нём просто кипела. За десятки миллионов лет своего существования океан образовал из песчаников, ракушечников, доломитов и других карбонатов вот эти самые осадочные слои толщиной в сотни метров.

А потом, когда Эпоха Моря сменилась Эпохой Суши, гигантским подземным давлением эти породы стало «выпирать» со дна наверх. Тогда слои осадочных пород стали наклонными, а на месте океанской равнины вырос Главный Кавказский хребет. А океан Тетис отступил. Нынешние Каспийское, Азовское, Чёрное и Аральское моря — лишь жалкие остатки того доисторического океана…

И вот в позднейшие времена руками людей был создан этот длинный горный уступ, по которому проложили два железных рельса. Пройдут ещё тысячи, а может, и миллионы лет, от рельсов и шпал не останется и следа, а эта боковая выемка ещё долго будет видна, как безмолвный памятник своим создателям, жившим в четвертичный период геологической истории планеты. Но потом вечно действующие силы ветра, воды, тектонических движений и живых организмов и её сотрут с лица Земли, и всё ущелье. Но появятся новые горы, моря и ущелья. Всему свой срок.

На рельсах стоит ржавая обгорелая матрисса. Это как микроавтобус, но только на железной дороге. Как бы маленький тепловоз с одним встроенным вагончиком. Однажды она загорелась посреди ущелья, и выгорела почти вся — потушить не смогли. Так и осталась она тут стоять. Вскоре попадается на глаза и вторая матрисса. Эта лежит вверх колёсами внизу в речке. В другой злополучный день она слишком быстро ехала на этом крутом повороте, опрокинулась, и пролетела пятнадцать метров вниз… И вот с тех пор, как одна матрисса сгорела, а другая сорвалась в пропасть, уже года полтора-два ничего по мезмайской ветке не ходит. Только люди тут ходят пешком. По пути нам встретилось много знакомых. Кто шёл вместе с нами в Гуамку, кто навстречу нам в Мезмай.

Вот ущелье кончилось, и показалось строящееся трёхэтажное кирпичное здание прямо у железной дороги. Это уже посёлок Гуамка. У входа в ущелье таблички: «Ущелье закрыто», «Свободный вход воспрещён», «Опасность камнепада». На которые, впрочем, никто не обращает внимания — ведь другого пути из Гуамки в Мезмай теперь нет. Или есть, но по узким крутым тропам через горные перевалы.

Пятнадцать минут восьмого. Я и Таня пришли к крыльцу магазина, около которого обычно останавливаются автобусы в Гуамке. Потом к нам подошли другие, и к восьми было уже одиннадцать путешественников, желающих уехать в Ростов. Подошёл местный пёс, стал нюхать наши сумки — а вдруг что съестное найдётся? Из магазина вышла продавщица, принесла псу какое-то мясо на пластиковой одноразовой тарелке. А пёс понёс эту тарелку в зубах, рассыпал по дороге много еды, а когда ставил на землю, перевернул тарелку вверх дном. Глупый. Потом он толкал тарелку носом, царапал лапами. Наконец, перевернул обратно и принялся кушать. Пёс отошёл, подошёл котёнок. Маленький совсем, ещё рыжий пушок на спине. Стал слизывать с камней то, что пёс рассыпал. Потом к нам подошёл. Я его погладил, посадил к себе на колени. Я стал читать книжку, а он у меня на коленях так и заснул.

Стемнело. Автобус, как и тогда, вовремя не пришёл. Ждали до десяти, потом одна из женщин сказала, что у неё есть знакомые в Гуамке, которые пустят нас переночевать. Рейсовые автобусы до Апшеронска будут только утром, а наш заказной, скорее всего, и вовсе не придёт. Но на всякий случай надо оставить дежурных. Миша и Гена согласись дежурить первыми. Мы им сказали, чтобы они подежурили часа три-четыре, а потом, если ещё не будет автобуса, шли будить следующую пару дежурных. Следующими вызвались мы с Таней. Но Миша и Гена так и провели на крыльце магазина всю ночь — не захотели будить других.

А остальные пошли в дом, расположенный неподалёку. У калитки я впервые увидел хозяина и хозяйку. Он рослый мужчина с усами и с бородой, она довольно молодая женщина в простом голубом платье. Но лица у них просветлённые — во всяком случае, я сразу почувствовал какой-то незримый свет, исходящий от них. Видимо, верующие, может быть, старообрядцы. Ещё я видел их младшую дочку — девочку трёх или четырёх лет. Детей у них четверо. Старшая дочь выходит замуж, старший сын в армии.

Стали обсуждать, кого где разместить — в комнате, в кухне, на сеновале, в пекарне. Одиннадцать человек ведь. Я разместился на полу на ковремате в комнате с иконами. В этой же комнате, прямо под образами, так же на полу улеглись три наших девушки. А я в другом углу.

«Раз я не христианин, мне, наверно, не стоит находиться рядом с иконами, тем более старинными — подумал я. — Какой-нибудь конфликт эгрегоров выйдет или что-нибудь подобное…». Но в тот вечер я молился Богу перед сном, чего давно уже не делал. Зачем? Да, я верю в существование Единого Бога, но Ему, по большому счёту, нет дела до нас. Он дал всем людям полную свободу, и потому очень редко вмешивается в наши дела. Люди тут беспредел учинили, а он смотрит сверху, как мы в этом барахтаемся и ждёт, чем же этот «эксперимент» закончится. А всё творится людьми. Но, наверно, некоторые люди могут правильно слышать голос Бога в себе и слушаются Его. Такие люди и могут устроить реальную жизнь по-Божески. Руками их действует Бог в этом мире. «У Бога нет рук, кроме наших». Значит, молиться Богу всё-таки стоит. Мне как-то рассказывали, что однажды Мухаммед сказал: «Странные люди эти христиане! Просят Бога „помилуй меня, грешного!”. А надо молиться: „Господи, вразуми меня, грешного!”». Вот об этом я и молился тогда. И о хозяевах, приютивших нас, странников ночи. И ещё о чём-то, уже не помню, о чём…

Проснулся я около семи утра. Вышел во двор, поприветствовал Солнце на востоке. А хозяева уже в огороде работают. Подошла Лариса, сказала, чтобы мы собирались, что первый автобус до Апшеронска будет в 8:15, второй в 8:30.

Напоследок нас угостили чаем с мёдом. Мёд домашний, у них есть своя пасека, и очень вкусный.

В половине девятого сели на автобус до Апшеронска. Ехали часа полтора, билет стоил 16 рублей. В Апшеронске доехали до автовокзала. Смотрим расписание. Два рейса на Белореченск уже прошли, больше не будет. Значит, придётся ехать через Краснодар. Я спросил, где тут междугородный телефон, чтобы позвонить домой, сказать, что задерживаемся. Оказалось, что на автовокзале его нет, что это надо ехать на переговорный пункт вблизи поликлиники. Но это я уже не успею.

Билет до Краснодара стоил 78 рублей, ехали часа три, наверно. Прибыли на Кранодар-1 где-то без десяти двенадцать. Отсюда я позвонил домой в Ростов, сказал, что эта фирма опять подвела и автобус в Гуамку не пришёл. Добираемся на перекладных, к вечеру надеюсь быть в Ростове. Напротив автовокзала — железнодорожный, но первый поезд до Ростова только в 14:30. Тут нам кто-то из местных сказал, что с другого автовокзала, что надо ехать на Краснодар-2, оттуда автобусы до Ростова отправляются каждый час до 16 часов. Поехали троллейбусом №2 по Краснодару. На станции Краснодар-2 тоже есть и железнодорожный, и автовокзал, только поменьше.

В 12:50 мы поехали автобусом «Туапсе-Таганрог» до Ростова. Предстояло преодолеть ещё 260 километров. Билет стоил 122 рубля, багаж — 13. Ещё шесть с половиной часов мы провели в дороге.

По пути от жары лопнула камера заднего колеса. Было это, насколько я помню, недалеко от Кущёвки. Стояли сорок минут. Водитель и помощник сначала снимали двойное колесо, потом останавливали проходящие «КАМАЗы» и спрашивали, не продадут ли камеру. У одного купили одну из двух его запасных. Стали менять. Накачивали не ручным насосом, а запустили двигатель автобуса и подключили шланг к разъёму в заднем отсеке. Наконец, поехали.

И вот в семь вечера я на ростовском Главном Автовокзале. Домой прибыл уже в восемь. А ведь выехал из Гуамки в восемь утра. Дорога на пяти транспортах заняла 12 часов и совершенно меня вымотала.

Но поездка мне очень понравилась, несмотря на все трудности. Как-нибудь ещё поеду в Мезмай!