Система ценностей

У меня есть шесть главных ценностей, которым я стараюсь следовать в жизни, в слове, в деле и в мыслях. Три внутренние ценности: любовь, воля и разум; причём любовь наибольшая из них, а воля и разум равноценны и одинаково важны. И соответствующие им три главные внешние ценности: благо мира, свобода и рачительность.

Важно уметь отличать настоящую любовь от влюблённости, привязанности, вожделения, поклонения, психологической зависимости. Научиться такому различению может быть трудно и не быстро, а научить вообще нельзя. Никаким принуждением тут не поможешь. Даже советовать — если и может кто, то только лишь душевно чуткий и жизненно опытный человек. И то очень аккуратно.

Потому, во-первых, категорически неприемлемы любые покушения на саму любовь, любые попытки искусственно вызвать это чувство или же наоборот, «погасить» его в себе или в другом существе. И я категорически отрицательно отношусь к любого рода «приворотам», «отворотам», «присушкам» и прочему такому — независимо от того, работают ли на самом деле эти «фокусы», или все они обманчивы — совершенно недопустима любая попытка надругательства над любовью.

А во-вторых — нельзя насильно разлучать людей, искренне любящих друг друга, тем более — разлучать навсегда, какими бы странными ни казались эти люди и их любовь кому-то другому. Равно нельзя насильно соединять тех, кто не желает быть вместе. Никакие материальные, репутационные, религиозно-идеологические и прочие соображения не могут быть оправданием для этого.

В целом я за свободу любви, «обычной» и «необычной». Что происходит между взрослыми сознательными людьми по их взаимному согласию — то их личное дело, и остальных оно не касается. Навязчивую демонстрацию своих любовных предпочтений также считаю неправильной.

Воля важна в обоих смыслах этого слова: и как ясность намерений и сила духа, и как свобода сознания, мировоззрения, убеждений (словосочетание «свобода совести» мне представляется неудачным переводом с английского freedom of conscience, и оно меня слегка коробит, хоть и закрепилось в официальном русском языке). Без этой внутренней свободы любые внешние свободы и права просто теряют смысл.

Столь же важен и разум, здравомыслие, стремление к истине (пусть даже абсолютная истина непостижима), умение предвидеть последствия своих деяний. Воля без разума слепа, и в лучшем случае бессильна, а в худшем — вредоносна. Разум без воли становится либо генератором бесполезных мыслей, которые ни во что не воплотятся и ни на что реально не повлияют, — либо прислужником чужой воли, чаще всего недоброй.

Из ценности воли и разума логично следует неприятие посягательств на них, особенно с помощью одурманивающих и других психоактивных веществ, прочих способов вмешательства в сознание. Они могут быть меньшим из возможных зол в таком тяжёлом психическом состоянии, когда альтернатива — полная потеря контроля души над телом. В других случаях покушаться на волю и разум — это хуже, чем искалечить или даже убить тело.

Трём внутренним ценностям соответствуют три внешние, определяющие деяния в жизни. Любви — благо мира, воле — свобода, разуму — рачительность.

Благо мира, насколько я его понимаю, — это, прежде всего, сохранение жизни на Земле и уменьшение страданий живых существ. Это, пожалуй, единственное, ради чего можно и нужно ограничивать индивидуальные свободы и права — но в той лишь мере, в какой действительно необходимо. Потому как в противном случае — какая свобода останется, какие права — и, главное, для кого?..

Но государство, нацию или религию выше свободы я не поставлю.

Мне ближе всего классическое западное понимание свободы человека. Свобода есть право делать всё, что не нарушает чужой свободы, не вредит другим людям или природе. В ситуации, когда этот вред неизбежен при любых возможных действиях и при бездействии тоже — нужно выбрать вариант, в котором он наименьший. Вполне разделяю ценности Декларации прав человека и гражданина, с тем лишь дополнением, что не только люди, но и другие живые существа, а также экосистемы, — тоже должны иметь определённые права, пусть не такие же, как у человека, но всё-таки.

Конечно, не стоит идеализировать западные страны, как и любые другие государства. По сути, все они — большие банды вымогателей, убийц, разбойников и мошенников. И эти банды давно захватили все пригодные для жизни места на Земле — почти всю планету, кроме дальних морей и Антарктики. Так государство сделалось практически неизбежным злом. Вопрос лишь в том, какое государство считать большим злом, а какое — меньшим, и почему. По мне так лучше, когда оно ведёт себя как нормальная банда рэкетиров: на подконтрольной территории свою дань с людей берёт, но другим брать не даёт; тех, кто платит — не трогает и никому трогать не позволяет. А когда у государственников духовность с идейностью всерьёз начинается, это часто плохо кончается (в истории примеров таких хватает, да и в современности тоже). Путь даже некоторые из них действительно хотят сделать как лучше. Государство — тот ещё драндулет неповоротливый. Есть совсем немного дел, которые оно делает лучше, чем другие. Защитить человека от того, от чего он сам реально неспособен защититься — от нападения другого государства, больших вооружённых банд, крупных стихийных бедствий и других сильнейших угроз. Ещё иногда — защитить природу, окружающую среду от деструктивной деятельности человека (она тоже сама себя от этого защитить не может). Ещё, может быть, материально помочь больным, беспомощным, никак не могущим найти работу или вовсе нетрудоспособным (но это спорный вопрос, что лучше: государственная поддержка или же частная благотворительность и взаимопомощь). А в большинстве остальных сфер деятельности — чем больше государство вмешивается, тем хуже в итоге получается.

В то же время анархистом себя назвать не могу: просто не вижу смысла в их борьбе за уничтожение государства. Даже если одно из государств как-то получится разрушить — его территория вскоре будет взята под контроль другими государствами, и опять всё будет, как было: налоги, поборы, побои, солдаты, полиция, тюрьмы… Разрозненные отряды «ополченцев» против регулярной государственной армии долго не продержатся — это уже проверено опытом неоднократно. Ликвидировать все государства одновременно и не допустить, чтобы из «партизано-разбойных отрядов» возникли новые? Даже не представляю себе, каким образом такое возможно. Потому не анархист — скорее минархист.

Слово «рачительность» для меня означает и здравомыслие, и ответственность, и осознанность, и честность, и законы сохранения, и карма-дхарму (понимание последствий деяний), и заботу о будущем. Всё содеянное неизбежно имеет последствия — для самого содеявшего и для других, раньше или позже. Каждый в ответе за себя — за свои деяния и слова, а не за то, что произошло помимо его воли, и не за то, что решили и сделали другие. Всё происходящее имеет причину, известную или неизвестную. Всё, что сделано — сделал кто-то конкретный.

Ничто не берётся из ниоткуда и не исчезает в никуда; если в одном месте прибавится — в другом убавится. Поэтому глупо ожидать «халявы от судьбы», внезапного обогащения, чудесного исцеления или того, что какая-то проблема однажды сама собой как-нибудь решится. Если же по неизвестной причине вдруг получается лучше, чем думалось — можно после этого благодарить неизвестность, не зная, кого именно за это благодарить. Но не просить о чуде, не надеяться на него и не ждать. И я не пойду искать чуда, не стану никого просить о нём, не встану в очередь на поклонение сакральному предмету. И не потому, что считаю чудеса абсолютно невозможными, а потому, что такие практики для меня нравственно неприемлемы. Если я наделал ошибок в этой или в прошлой жизни — значит, закономерно получаю последствия, расплачиваюсь за них, и просто глупо отрицать да возражать, нужно это принять и перетерпеть. Если я сознательно пошёл на риск или на жертву — ещё более глупо после этого жаловаться на жизнь или кого-то о чём-то просить. Наконец, если всё это абсолютно несправедливо, если «кто-то сильный там наверху» окажется безжалостным или глупым — кого тогда умолять, на что надеяться?..

В помогающего Бога я уже несколько лет как не верю. С такой системой ценностей я ближе всего к буддизму и дальше от других известных мне религий. Насколько я понимаю, меня тоже можно считать буддистом, поскольку я вполне согласен с «четырьмя печатями», а чего-то большего там не требуется. Как бы я сам назвал себя… наверно, агностиком-кармистом.

Как для большинства буддистов, для меня наивная слепая вера, пустая необоснованная надежда и бездумное беспрекословное послушание — это отрицательные ценности. Последнее может быть меньшим из зол, лучшим из реально возможного в некоторых сложных случаях: например, во время войны или другой чрезвычайной ситуации, в отношении несмышлёного ребёнка или неадекватного больного, а также для ученика-новичка, которому первое время приходится просто делать то, что учитель делает, или что учитель скажет делать — даже не понимая пока, почему надо делать именно так, а не иначе. Но такое я рассматриваю как временную необходимость, как вынуждающие обстоятельства, которые нужно как можно скорее преодолеть, чтобы перейти к осознанным деяниям рачительного человека.

Так же, как разум и воля, рачительность и свобода одинаково важны, и одно без другого ценности не имеет. Только свободный человек может быть по-настоящему рачительным, ответственным и достойным, может давать обещания и выполнять их. Если всё зависит не от него, а от кого-то другого, который неизвестно чего вдруг захочет — как такой человек может что-то кому-то обещать? Как на него можно полагаться? Как ему можно хоть сколько-нибудь доверять, зная, что если хозяин прикажет — то раб и мать родную выдаст?

Раб не может быть другом, тиран не может иметь друзей — вот это Ницше верно сказал. Доверие и настоящая дружба возможны только между свободными человеками.

И свобода без рачительности недолго просуществует. Бездумный, безответственный или безвольный человек, получив свободу действий, вряд ли найдёт ей хорошее применение, и как минимум сам скоро потеряет реальную свободу (а то и здоровье, и даже жизнь), а нередко и другим сильно навредит.

Система нравственных ценностей — это не абстрактная «философия ни о чём», а то, что определяет цели, средства, замыслы, деяния и последствия их — словом, всю жизнь и деятельность. Именно эта система расставляет приоритеты: что более важно, что менее, чем и ради чего можно пожертвовать, а чем поступиться нельзя ни в коем случае. Конечно, хотелось бы, чтобы и то было, и это, и вообще всё было хорошо, да в жизни так не получается, и вопрос о приоритетах возникает практически неизбежно.

Только из определённой системы ценностей можно понять, что праведно и правильно, а что нет. А потом решить, что из праведного сейчас возможно, и для кого, и как. Практическая реализация этой системы ценностей мне представляется осуществимой на одном из шести проходимых праведных путей: воина, монаха, вестника, очистителя, хранителя жизни и человека доброго семени. Если сейчас возможно что-то ещё, то мне о таком неизвестно.

Так мои убеждения оказались уникальными — во всяком случае, у меня нет ни одного полного единомышленника. Затрудняюсь себя назвать кем-то… экологист, либерал, альтерглобалист, минархист, рационалист, агностик-кармист, монах-вестник… всё примерно, но не точно.

Не знаю, не могу сказать, хорошо это или плохо, хуже или лучше. Это просто так есть. Ни доказать, ни опровергнуть такое принципиально нельзя. Потому что только конкретные утверждения о фактах иногда возможно проверить научным (или иным) экспериментом, логически доказать либо опровергнуть. Нравственные ценности и принципы не таковы: их можно принимать либо отвергать, следовать им или не следовать. Но не доказать; и не доказать обратное. А неразрешимых внутренних противоречий в этой системе ценностей вроде бы нет.

Надеюсь на понимание.